Жизнь и творчество Виктора Михайловича Васнецова (1848-1926)Решение стать художником возникло у Васнецова ещё в Вятской духовной семинарии, где он учился, и особенно укрепилось после разговора с одним из образованнейших людей, проживающих в Вятке в те годы, - ссыльным польским художником Эльвиро Андриолли. Просмотрев рисунки юного семинариста, который помогал ему расписывать местный храм, он сказал: «Бросьте семинарию, поезжайте в Питер и поступайте в Академию художеств. Это ваше настоящее дело». Примечательно, что деньги на дорогу в Петербург молодой Васнецов выручил за свои картины, разыгранные в лотерею. Очевидно, уже тогда дарование юноши было незаурядным – в лотерее участвовала вся местная интеллигенция. В 1867 году Васнецов выдержал экзамены в Академию, но, застенчивый и скромный от природы, он даже не решился проверить себя в списках зачисленных. Уж очень всё, что окружало его здесь, было ново и необычно и вселяло в молодого вятича чувство неуверенности в себе. Нет, рано ему – недоучившемуся семинаристу – мечтать об Академии, думал юноша, надо повременить, подучиться. Но всё же он не уехал. И начались мытарства в чужом городе; почти без денег, в поисках дешёвого угла и хоть какой-нибудь работы – обычный путь многих юношей из разночинцев, со всех концов России устремляющихся в этот огромный город. Первые опыты в литографировании рисунков, заказы на которые удалось получить в типографии Ильина, оказались настолько удачными, что открыли Васнецову путь в иллюстрированные журналы (возможность для начинающего провинциала-самоучки довольно редкая). Одновременно юноша стал посещать рисовальную школу Общества поощрения художеств. Васнецову повезло: преподавал там И.Н. Крамской – интереснейший человек своего времени, выдающийся художник, идеолог и вдохновитель передвижников. Он был замечательным педагогом и незаурядным критиком-публицистом. То, что проповедовал Крамской, было близко и понятно Васнецову. Всё это помогло молодому художнику проникнуться эстетическими идеалами своего времени, разделить духовные интересы сверстников и вместе с тем освоиться в огромном и, как казалось совсем недавно, таком неприступном городе. И когда осенью 1868 года Васнецов направился к строгому и величавому зданию Академии, он уже не чувствовал себя неуверенным и одиноким. Узнав в академической канцелярии, что экзамены он выдержал и зачислен в Академию ещё в прошлом году, юноша даже не очень огорчился – что же, время прошло недаром… Благодаря кропотливой работе над литографиями окрепла рука, глаз стал зорче, а сколько помимо заказных работ удалось запечатлеть на бумаге того, что задело сердце, поразило воображение! Началось обучение в Академии, к которому молодой Васнецов относился с присущим ему усердием и серьёзностью. Особенно потянуло юношу к только что вернувшемуся из Италии Павлу Петровичу Чистякову, который был удостоен звания академика. Васнецова и его товарищей привлекал в молодом педагоге не только свободный от академической рутины метод преподавания, но и сердечные, какие-то очень дружеские беседы, стремление бережно и тактично сохранить и развить творческую индивидуальность, присущую каждому из его учеников. Обычно застенчивый, далеко не сразу сходящийся с людьми, Васнецов всё охотнее делился с любимым преподавателем своими замыслами, спешил показать наброски будущих картин и верил ему беззаветно. Однако, давая основательные профессиональные навыки, Академия вместе с тем сознательно уводила своих воспитанников от жизни. Учебная программа по-прежнему была ограничена рамками мифологических, исторических и религиозных сюжетов. А в это время за массивными, казалось бы, такими надёжными стенами «святая святых» бурлили беспокойные 60-е годы: жизнь русская проснулась от долгой нравственной и умственной спячки. Васнецов принадлежал именно к той части разночинной молодёжи, которую «выделил из своей среды русский народ как художников и ждал от них понятного ему родного искусства». Юноша получал в учебных классах серьёзные профессиональные знания, усердно и вдумчиво работал над учебными программами, но его духовные симпатии, его эстетические воззрения складывались не в учебных аудиториях, а в маленьких студенческих комнатушках где-нибудь на Васильевском острове. Всё чаще собиралась молодёжь и у «артельщиков» - так называли группу художников, порвавших в 1863 году с официальной Академией художеств и образовавших «на паях» своеобразную творческую артель. Пройдёт время – и члены этого дружеского объединения вместе с другими художниками – петербуржцами и москвичами – подпишут проект устава Товарищества передвижных художественных выставок – организации, ознаменовавшей новый этап в передовой русской культуре. Так или иначе, демократический призыв: «Высшее назначение искусства – быть учебником жизни» - не могло миновать молодого Васнецова – ученика Крамского, друга Репина и Антокольского, прилежного посетителя четвергов «артельщиков». Наиболее наглядно это сказалось в характере сюжетов, запечатлённых в его юношеских альбомах. Содержание первых рисунков Васнецова перекликается с наиболее популярной, «выстраданной» темой, уже давно тревожившей сердца и умы передовой творческой интеллигенции. Сочувствием и симпатией к людям «на чердаках и в подвалах» проникнуто большинство ранних графических работ Васнецова. Это небольшие сценки, выхваченные из жизни «маленьких людей», затерявшихся среди «стройных громад» большого города, - «Поймали воришку», «Застрелился», «С квартиры на квартиру». В других рисунках скорбной вереницей проходят обитатели страшных «петербургских углов» и ночлежек – затаившаяся и хитрая «Яга», жуткая фигура «Владыки углов», наглый и жалкий «Не помнящий родства», нищая старуха в изодранном салопе, прижимающая цепенеющими от холода руками поленца дров, - «Зима». Каждая физиономия здесь повествует о жизни, полной унижений и страданий. «Что ни лицо – то меткий тип», - писал Прахов в «Пчеле» о работах молодого Васнецова. Первое значительное живописное произведение Васнецова – «С квартиры на квартиру» (1876) – было отмечено Стасовым в «Новом времени» как лучшее, что было создано до сих пор художником. Полотно экспонировалось на 5-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок, на которых Васнецов с 1874 года участвовал как экспонент. Сюжет был разработан Васнецовым первоначально в рисунке. Две жалкие фигуры немощных стариков, без надежды и веры плетущиеся «в никуда», сквозь стужу и мрак по пустынной, заснеженной набережной, как бы объединяют в творчестве раннего Васнецова тему «маленького человека» с его безропотной покорностью судьбе. В 1874 году Васнецов оставляет Академию. Надо было зарабатывать на жизнь, кроме того, он считал, что настала пора работать самостоятельно, а академическая программа только будет сковывать его. К тому же у него возникли нелады с администрацией. В 1876 году Васнецов поехал в Париж после настоятельных приглашений находившихся там Репина и Поленова. Здесь художник снова обращается к привычному сюжету и изображает уличную сценку «Акробаты» («На празднике в окрестностях Парижа»). Интересно, что в этом полотне он отступает от своей обычной манеры последовательного и обстоятельного рассказчика, стремящегося оснастить изображение занимательными подробностями. На этот раз его больше увлекает передача общего настроения, состояние эмоциональной приподнятости, охватившей толпу, окружающую балаган. Подобная экспрессия, эмоциональная насыщенность встретятся лишь в эскизных полотнах «Хороша наша деревня» (1874) и «Кабак» (1877). В дальнейшем он больше не возвращается к этой манере, столь несвойственной его ясному, цельному видению мира. Очевидно, образцы нового западного искусства, с которыми молодой Васнецов познакомился в салонах и музеях Парижа, хотя и обогатили в какой-то степени его палитру, не оказали глубокого и длительного воздействия на мировосприятие художника. В марте 1878 года Васнецов покидает Петербург и навсегда переселяется в Москву. Здесь начинается совершенно новый этап его жизни и творчества. После величественного, строгого Петербурга Москва сразу поразила Васнецова своим патриархальным укладом жизни, всем своим обликом истинно русского города. «Когда я приехал в Москву, то почувствовал, что приехал домой и больше ехать уже некуда: Кремль, Василий Блаженный заставляли чуть не плакать, до такой степени всё это веяло на душу родным, незабвенным!.. я набирался московского духа, запоминал встречных людей, толкаясь среди народа на базарах и площадях». Так на склоне лет вспоминал художник свои первые впечатления от Москвы, ставшей его творческой колыбелью. В Москве Васнецов получает всё большую известность как художник-бытописатель. В марте 1878 года он избирается действительным членом Товарищества передвижных художественных выставок. Его картины приобретает Третьяков для своей галереи, Крамской выделяет Васнецова как одного из самых ярких талантов «в понимании типа… понимании характера». Однако сам художник более, чем кто-либо другой, ощущал смутную тревогу и чувство неудовлетворённости. Очевидно, даже в пору своих явных успехов в бытовой живописи Васнецову казалось, что он может выразить себя полнее и ярче в каком-то ином жанре. Смотря на окружающую жизнь с её бесчеловечными законами глазами художника-демократа, Васнецов уже в петербургский период своего творчества ощущал, по его словам, «неясные исторические грёзы», уносившие его в поисках идеала от этих грязных и страшных улиц в бескрайние просторы былинной и сказочной Руси, населённой людьми могучими, способными на подвиг. Эти смутные замыслы со временем приобретут чёткость и цельность идейной и творческой программы, высказанной Васнецовым много позже: «Плох тот народ, который не помнит, не ценит, не любит своей истории». Ещё совсем юным начинающим художником Васнецов набросал фигуру витязя на коне с копьём у «вещего» камня. В Париже он создаёт эскиз трёх богатырей. Но всё это были неосознанные мечты, смутные поиски новых национальных идеалов. «Решительный и сознательный отход от жанра свершился в Москве златоглавой конечно», - утверждал Васнецов. О той роли, которую сыграла в его творческой судьбе Москва, художник с горячей сыновней благодарностью вспоминал всю жизнь. В одной из комнат дома, где поселился вначале Васнецов, был натянут большой холст. Но никто пока не знал, даже близкие друзья, какие новые замыслы захватили художника. Скромный Васнецов вообще неохотно делился раньше времени своими творческими планами, а в этот раз он был особенно сдержан. В напряжённой работе прошёл почти весь 1879 год и начало 1880-го, и вот в марте на 8-й Передвижной выставке появилось произведение Васнецова, которому суждено было внести нечто новое в русскую историческую живопись. Это было монументальное полотно «После побоища Игоря Святославича с половцами» (1880), навеянное одним из литературных памятников Древней Руси. Ощущение грандиозности, необозримости пространства, пронизывающее «Слово», поэтическая символика образов поэмы, музыкальность слога – всё это подводит Васнецова к монументально-декоративному решению живописного строя в картине. Васнецов запечатлел в своём грандиозном полотне трагический момент – гибель дружины Игоря в неравной схватке с половцами, однако картина воспринимается не только как горестный итог смертельной битвы. Подобно оде во славу Отчизне и сложившим за неё головы сыновьям, предстаёт перед нами поле брани, где совсем недавно разыгралась страшная для отважного русского воинства трагедия. Поразительно, что последовательный жанрист, приверженец народных сценок из области «физиологии Петербурга», создавший столь характерные бытовые полотна, как «С квартиры на квартиру» и «Преферанс», совершенно новаторски решил сложный исторический сюжет. Васнецов безошибочно нашёл то монументально-декоративное решение, которое было созвучно свободному дыханию, пронизывающему «Слово», его эпическому размаху, страстному патриотизму, музыкальности стиха. Сейчас трудно представить, что картина, завоевавшая подлинную популярность и любовь народа, которая не тускнеет с годами, была не понята и не оценена, за некоторым исключением, современниками художника. В печати прямо указывалось, что полотно маловыразительно, в сцене не ощущается накал происходящей битвы. Московская жизнь проходила напряжённо. Как всегда, Васнецов работал сразу над несколькими картинами, подготавливал материал для новых полотен, иногда долгое время остававшихся в набросках. Когда удавалось выкроить время, художник спешил в Замоскворечье, к Третьяковым. Здесь в просторной гостиной дома, который в те годы считался одним из центров музыкальной жизни Москвы, Васнецов почувствовал душой, что именно музыка необходима ему, чтобы постичь символику и образность поэтического вымысла. Многое забывалось с годами, время стирало из памяти лица и события, но эти вечера у Третьяковых, где художник, слушая Баха, Моцарта, Римского-Корсакова, Чайковского, «старался понять великую эпопею человеческого духа, рассказанную звуками», сохранились в памяти Васнецова до конца дней. Может быть, ещё более важным для творческой судьбы Васнецова было его знакомство и дружба с С.И. Мамонтовым. Необычайно одарённый, энергичный и неутомимый организатор, Мамонтов стал душой и вдохновителем своеобразного творческого содружества, которому суждено было сыграть значительную роль в отечественной национальной культуре на рубеже XIX – XX веков. Наделённый удивительным чутьём ко всему истинно талантливому, благодаря бурлившей в нём несокрушимой энергии, артистизму, Мамонтов сумел сконцентрировать вокруг себя молодых художников, музыкантов, артистов, певцов. Он мечтал направить их вдохновение, их замыслы на утверждение русского национального искусства. Васнецов привлёк зоркое внимание С.И. Мамонтова глубоко национальным характером своего таланта. Художник стал часто бывать в его особняке на Садовой, а летом 1880 года по настоятельному приглашению Саввы Ивановича поселился в деревне Ахтырке, близ имения Мамонтова – Абрамцево. Сама природа этого уголка подмосковной земли помогла Васнецову в создании образов глубоко национальных, проникнутых народной поэзией. В Абрамцеве организовали мастерскую кустарных художественных промыслов, руководство которой взяли на себя Васнецов и Поленова. Они стремились воссоздать и развивать своеобразие русского народного орнамента, украшавшего когда-то предметы быта, домашнюю утварь, архитектуру. Особенно ценным этот материал оказался для театральной деятельности мамонтовцев. Васнецов тоже был заражён притягательной страстью к сцене. Несмотря на природную застенчивость, его удалось растормошить, и он уже с головой ушёл в радостно-взволнованную атмосферу, сопутствующую созданию спектакля. Он рисовал афиши, расписывал декорации, мог сутками обдумывать эскизы костюмов, сам играл на сцене. Но главным и весьма важным для творческого становления Виктора Михайловича Васнецова было то, что, обратившись к миру театра, художник обретал здесь размах и органичную, благодатную почву для своего монументально-декорационного дара, который проявился в станковых полотнах живописца. Эскизы создавались Васнецовым в декабре 1881 года для домашнего спектакля в Абрамцеве, а затем в 1885 году для Московского оперного театра С.И. Мамонтова в Москве. Васнецов выбрал единственно правильный путь. Также как Римский-Корсаков использовал для своей музыки к опере народные мотивы, художник создавал эскизы костюмов и декораций, взяв за основу народное творчество. Бережно относясь к творческим мечтаниям Васнецова, Мамонтов вскоре заказал ему для правления Донецкой каменноугольной железной дороги три картины на сказочно-былинные сюжеты: «Три царевны подземного царства» (1879), «Ковёр-самолёт» (1880), «Битва русских со скифами» (1881). В 1880 году Васнецов закончил полотно на сказочную тему, давно им задуманное и сразу одобренное Мамонтовым. Это был «Ковёр-самолёт». Посетители Передвижной выставки с некоторым недоумением останавливались перед большим полотном. Сюжет казался непривычным. На картине был изображён Иван-царевич с Жар-птицей на ковре-самолёте. Плавное скольжение сказочного ковра в воздухе уподобляется и движению облаков, и полёту испуганных сов, и вместе с тем этот ковёр-самолёт, с уверенно стоящим на нём вполне реальным молодцем, не вызывает недоумения и неловкости. Неподалёку от Абрамцева находился небольшой пруд. Он густо порос осокой и казался немного колдовским, сказочным; вода его была тёмная и неподвижная, как в омуте, на берегу осели покрытые мхом валуны. Васнецов любил постоять здесь, прислушиваясь к невнятному шороху листьев. Может быть, у этого пруда и пригрезилась художнику бедная простоволосая девочка, печально и заворожено смотрящая в тёмные воды омута. Васнецов в своей картине (1881) не следовал строго фабуле известной сказки об Алёнушке, он хотел передать через этот облик девочки-крестьянки красоту и поэзию преданий о душевной красоте русской женщины, её долготерпении, самопожертвовании, о горькой судьбе. Его Алёнушка сидит, печально поникшая, на берегу заросшего пруда, со своим невысказанным горем, одинокая и гонимая. В 1882 году художник возобновляет свою работу над «Витязем на распутье». Тема эта занимала его давно, так же как «Богатыри». «Витязь на распутье» (1882) – одно из самых вдохновенных созданий Васнецова. Художник не только сумел воплотить в картине красоту народной поэзии, но каким-то особым чутьём проникнуться чувством и настроением человека Древней Руси. Кажется ничто не в силах нарушить безмолвие, пришедшее к нам из глубины веков. Во всей картине слышится чуть печальная нотка о невозвратимости ушедшего. В 1889 году ещё одно из своих монументальных полотен – «Иван-царевич на Сером волке». Эта картина написана на сюжет одной из самых известных и распространённых сказок. Васнецов работал над картиной главным образом в Киеве, а этюды к пейзажу были им исполнены в Абрамцеве. Известность Васнецова возрастала, может быть, несколько медленно, но неуклонно. Особенно популярным имя художника стало после постановки «Снегурочки», за ним закрепилась слава «историка на фантастический лад», как он сам себя называл. К Васнецову обратились московские археологи и историки с просьбой исполнить несколько сцен из эпохи людей каменного века для Исторического музея. Профессору археологии А.В. Прахову казалось, что именно этот художник, наделённый чудесной способностью проникать душой в былые века, сможет справиться со столь сложной задачей. Васнецов растерялся: одно дело былинная Русь – это для него близко, но первобытная эпоха… Уже отказавшись от предложения, он вдруг ясно представил всю сцену – он изобразит охоту на мамонта и буйное пиршество предков. В «Каменном веке» (1885) Васнецову понадобился весь его талант монументалиста, чтобы сохранить ритм отдельных сцен, добиться, чтобы его панно, несмотря на свой вполне реалистический характер, были выдержаны в декоративном стиле, отвечающем их прямому назначению – украшать залы музея. После удачного завершения «Каменного века» Васнецов был приглашён А.В. Праховым в Киев для участия в росписи Владимирского собора. Художник понимал, сколь велика ответственность, которую он возлагает на себя, и какая огромная и сложная работа ожидает его в соборе, и всё же считал, что пройдёт не такой уж большой срок, когда он сможет вернуться к завершению прежних замыслов. Он рассчитывал завершить работу за три года, на самом же деле на создание эскизов и самой росписи ушло десять лет напряжённого труда. Прежде чем приступить к эскизам, Васнецов отправился в Италию, где он познакомился с образцами византийской мозаики. Возвратившись из путешествия, он в Абрамцеве написал основные эскизы для фресок, а в 1885 году выехал в Киев. Для Васнецова – человека, глубоко верующего, - роспись храма представлялась выполнением высоконравственного долга, вместе с тем он не мог не почувствовать, что в пышной отрешённости храма не сможет до конца быть понятым и близким народу. В композициях, созданных Васнецовым в Киеве, явно отразилось это состояние душевной растерянности. Последние месяцы работы в Киеве художник с нетерпением ждал, когда он сможет возвратиться в Москву и очутиться в дорогом ему Абрамцеве. «Я чувствую усталость общую, в особенности душа устала…» - жаловался друзьям Васнецов. Осенью 1896 года он наконец возвращается в Москву и полностью посвящает себя окончанию картины «Богатыри». «Богатыри» - одно из примечательных явлений отечественной живописи. Созданию этой картины Васнецов посвятил почти все годы своего зрелого творческого пути. Первый набросок в карандаше был сделан ещё совсем юным художником в 1871 году, и лишь в 1898 году полотно заняло своё почётное место в собрании Третьякова. Вплотную к работе над «Богатырями» Васнецов приступает летом 1881 года в Абрамцеве. Работа над полотном продолжалась непрерывно в Москве, картина кочевала с ним из квартиры в квартиру. «Богатыри» Васнецова – плоть от плоти того народа, которому он посвятил и завещал их. Он терпеливо выискивал модели для картины среди городской толпы и среди крестьян. Однако образы, созданные художником, далеки от обыденности, они овеяны героическим дыханием народных преданий. Васнецов был особенно озабочен центральной фигурой, изображающей Илью Муромца, прообразом для которого послужил крестьянин Иван Петров. Глубоко патриотический замысел полотна – представить богатырскую заставу у границ родной земли, изобразить бесстрашных защитников своего народа. Картина пронизана внутренней динамикой, скрытой, уверенной силой. Это замечательное творение художника-гражданина, мощное по духу, совершенное по своим идейным и художественным достоинствам, ставшее национальной гордостью русской культуры. Васнецов с друзьями не раз посещал Кремль. Поиски примет давно ушедших времён не могли не привлечь его внимания к колоритной исторической личности Ивана Грозного. В 1897 году Васнецов заканчивает картину «Царь Иван Васильевич Грозный», где Иван Грозный представлен во весь рост так, что зритель вынужден смотреть на него снизу вверх. Давней мечтой Васнецова было создание цикла картин «Поэма семи сказок», куда должны были войти полотна на темы популярных народных сказок. Самое удачное из этих полотен «Царевна-Лягушка»; царевна плывёт по кругу в плавном танце, темп всё убыстряется, и вот уже музыканты сами готовы пуститься в пляс. В последней трети XIX века в русском искусстве всё более явственно ощущается стремление отойти от неприглядной реальности и найти прекрасное за пределами повседневной обыденности. В художественном творчестве наблюдается тенденция к использованию авторами фольклорных и мифологических сюжетов в своих произведениях. В конце 90-х годов Васнецов создаёт декоративные панно «Сирин и Алконост. Песнь радости и печали» (1896) и «Гамаюн, птица вещая» (1897), долженствующие изобразить некие символические существа. Панно понравились публике; особенно хорошо они были приняты в модных художественных салонах. Полотна эти были созданы уже зрелым мастером, с огромным опытом работы, приобретённым при росписи Владимирского собора. Выполнение декоративного убранства собора принесло ему огромный успех. Приверженность Васнецова к красоте былинной Руси, к самобытному крестьянскому искусству, уходящему корнями в мифологическую старину, получила своё воплощение в тех немногих архитектурных работах, которые были им осуществлены. Наиболее значимая среди них – это фасад Государственной Третьяковской галереи. Не всё, созданное Васнецовым в области архитектуры, оказалось равноценным, но он и здесь стремился показать, как поэтично и самобытно народное творчество Древней Руси. С мольберта художника сходило не так уж много портретов, и в основном они были написаны с близких людей, а раскрыть существенные черты их натуры ему помогал не столько зоркий глаз портретиста, сколько сердечное общение со своими моделями. «Портреты-лики» - это очень точное определение Асафьевым васнецовских портретных работ, под него особенно подходит «Портрет сына» (1892). Последние годы своей жизни Васнецов уже не брался за значительные полотна, но по-прежнему всё свободное время проводил в мастерской. Не всё, что создано Васнецовым, равноценно и значительно, и он не избежал ошибок и заблуждений. |